Брис Пэнкейк

Лощина

Стоя на коленях в трехфутовой выработке, Бадди забылся в рабочем ритме цепи — в мерцании песчаника и угля под головным фонарем, в погрузке, подъеме, ссыпании. Все здесь было не таким, как в настоящей шахте: никаких электровозов и глубинных штреков, только погрузка, подъем, ссыпание, только вспышки головных фонарей. Бадди работал, и ему вспоминалось, как отец опускал его в колодец. Очень давно, летом он трогал прохладные кафельные стенки, вдыхал влажный воздух, слышал скрип воротка в синем круге над своей головой. Жестяное ведро хлопнуло под его ножками, и он расплакался. Сверху отец стал выбирать веревку. «Вот так-то», — смеялся отец, пока нес его домой.

А потом было все остальное: их переезд с горы, закрытие большой шахты, пособие. Люди в цепи работали молча, и Бадди казалось, что они думают о всякой ерунде. С того места, где он бил породу, виднелся серый просвет шахтного устья. Мартовский ветер раздувал возле устья пыльные облачка. Полутонная вагонетка наполнилась, и последний человек в цепи затолкал ее к рудоспуску.

— Отдых, — донеслось сверху. Бадди отложил лопату и увидел спускающегося к забою Кёртиса. Он полз между горняками, волоча за собой тополиный столб. Потом кузен стал устанавливать столб, а Бадди глядел, как он работает. Столб оказался коротковат, и Кёртис вбивал клинья, чтобы подогнать его под нужную высоту.

[ ... ]